Содержание
Купила баба барана.
121 деревню обслуживает Струго-Красненское райпо Псковской области – с их автолавкой я и отправилась в путь. Грузовичок, который 2 раза в неделю привозит продукты, для этих деревень, в большинстве которых живёт меньше 10 человек, – единственная связь с остальным миром. А у самих селян нет ничего – ни медпункта, ни почты, ни клуба. От райцентра 12 км едем по хорошей асфальтированной дороге. «А сейчас будет как в жизни», – предупреждает водитель, и мы съезжаем на гравийку, которая больше похожа не на дорогу, а на огромный гребень для волос. Трястись нам по этой разбитой лесовозами трассе 132 км…
Деревня Зовка. Автолавку встречают двое местных жителей – баба Оля и Володя. В деревне живёт ещё молодая семья с двумя детьми, но их в этот раз нет. Может быть, потому что на лесозаготовке, где работает глава семейства, задерживают зарплату. Баба Оля – колоритная старушка с розовой косметичкой вместо кошелька. Берёт сладкие булочки («сын приехал погостить»), рыбу («коту») и фаршированные перцы («себе, попробовать») и по-стариковски доверительно отдаёт «кошелёк» продавцу Марине: сама отсчитай денег, сколько надо.
2 января бабе Оле исполнится 90 лет. Всю юность она провела в немецких лагерях. Вернулась домой в 17 лет, вскоре потеряла родителей, а потом работала, работала, работала. Вот и сейчас на мой вопрос, чем она занимается в полупустой деревне, она хохочет и машет рукой: «Да у меня дел полно! Вяжу, овечек держу, с бараном воюю. Баран-то – одна головная боль!» Соседи через двор бабы Оли привыкли ходить на гору – звонить. Только там можно связь поймать, в других местах в деревне её нет. А задиристому барану это не нравится – он гостей бодает. Баба Оля его гоняет. Так и живут.
«А нам когда помогут?»
Деревня Узьмино. К автолавке выходят все восемь её жителей. Выясняется, местное сарафанное радио, которое в деревнях, как известно, самое точное, уже разнесло, что сегодня вместе с автолавкой приедет журналист. «Ну и где тут телевидение?!» – направляются в мою сторону несколько решительно настроенных пенсионерок. Объясняю, что я из газеты. «Из Москвы! – оживляются дамы. – Тогда спросите у Путина: мы тут видели по телевизору, как в Донбасс гуманитарную помощь отправляют, а нам когда помогать будут?!» Потом, словно испугавшись собственной политической смелости, спохватываются: «Так-то он мужик хороший, мы его поддерживаем, просто ему ж, наверное, не докладывают, как мы тут живём…»
А живут в Узьмино непросто. Пока бойкие односельчанки обсуждают, какие такие нехорошие люди мешают Путину управлять страной, меня отводит в сторону молодая женщина с грустными глазами. Людмила Креус приехала сюда, чтобы ухаживать за лежачими родителями-инвалидами. Приходится часто менять и стирать бельё, иначе у больных появляются пролежни. Но в Узьмино вот уже несколько месяцев нет воды. Колонки, которые работали от находившейся недалеко военной части, остановились. До озера идти очень далеко. Питьевую воду люди заказывают из райцентра, а на помыться-постираться собирают стекающую с крыш дождевую… Вырыть скважину стоит 150-200 тыс. руб. У района таких денег нет. «Вы думаете, нам не помогут?» – спрашивает Людмила. И, кажется, сама уже знает ответ.
Лиса и кот
Деревня Домкино. У автолавки три бабули – за восемьдесят. Сначала тоже говорим о наболевшем. Вера Фёдоровна показывает свои скрюченные, распухшие пальцы, на глазах – слёзы: «Работала скотницей, таскала на себе фляги с молоком по 15 литров, а теперь оказалась никому не нужна. Недавно в соседнем селе, которое находится за 12 км от Домкино, закрыли медпункт. Теперь, коли заболеешь, хоть ложись и помирай. А с приходом зимы сюда и автолавке не добраться: дорогу разносит. В прошлую зиму от застрявшей под горой машины продукты возили на саночках. А сейчас здоровье уже не то. »
Из грустных мыслей старушку выводит звонкий голос продавщицы Марины: «Вера Фёдоровна, отраву брать будешь?» «Нет, – бодро реагирует старушка, утерев слёзы и уже улыбаясь. – Мне уже из Ленинграда дачники привезли. Хорошей!»
Отрава нужна, чтобы травить крыс. Они старушкам сильно портят жизнь. Вообще в отсутствие человеческого внимания к заброшенным деревням проявляет повышенный интерес животный мир.
«Вчера из окна смотрю, куница яблоки таскает. А недавно лиса в огород забрела. Наверное, за котом моим охотилась», – переживает баба Вера.
Кота бабушке потерять никак нельзя. Только с ним иногда и поговорить можно: к стареньким соседкам в гости ходить тяжело. Поэтому коту достаётся самое вкусное и свежее из ассортимента лавки. Вручаю бабушкам свежий «АиФ». Они рады: почитаем! Провожают нас уже в приподнятом настроении. «Живём как? – хохочут. – Дружно! Мужиков у нас нет, делить некого!»
На три буквы.
«Пряники у вас беленькие? Чёрненькие. Нет, не надо. Дайте 300 грамм копчёной колбаски, столько же сыру, сигарет 5 пачек, в энзэ положу. Пододеяльники сейчас не возьму – с пенсии». Единственная вышедшая к лавке старушка в деревне Борки набивает сумки и бойко делится своими размышлениями о жизни: «Неправильно у нас в стране всё. Вот посмотрите, – показывает рукой на молоденький лес по сторонам, – тут раньше поля были, а теперь всё зарастает. Деревня наша была большой, а теперь нас всего двое. Раньше были колхозы, совхозы, а теперь – какие-то ОА (Путается.), ООО. Тьфу в общем, – хитро прищуривается, – на три буквы. »
«Что ж делать-то?» – спрашиваю я у бабушки совета для всей страны.
«Как что?! – искренне удивляется бабушка. – Работать, а не воровать».
Я хочу поговорить с ней ещё, но она уже спешит к представителям райпо, чтобы прояснить мучающий её вопрос. Прошёл слух, что автолавка ходить скоро не будет. И если такое случится, то для жителей умирающих деревень это будет самый болезненный и, видимо, последний удар.
Тамара Федотова, глава райпо, и Лариса Лемешева, председатель правления Облпотребсоюза, старушку успокаивают: нет таких планов. А на обратном пути в машине признаются: автолавки убыточны. В нашу поездку наторговали на 10 тыс. руб. Доход из этой суммы – 2,5 тыс. Но из него только на один бензин ушло 1,5 тыс. А ещё надо заплатить продавцу и водителю, налоги, за ремонт машин, которые из-за плохих дорог часто ломаются. В результате получается убыток. От государства автолавки никаких дотаций не получают. Наоборот, они зачастую только страдают от принятых в Москве вроде бы хороших законов. Например, им как нестационарным точкам торговли нельзя торговать алкоголем, и это лишает четверти выручки. Думаете, народ на селе от этого стал меньше пить? Нет, любители выпить в отсутствие легального алкоголя травятся суррогатом, которым их снабжают заезжающие в деревни частники. А непьющие бабульки для того, чтобы расплатиться с мужиками за колку дров, вынуждены заказывать бутылку водки через соседей, которые хоть изредка выбираются в райцентр.
С другой стороны, даже несмотря на убытки, оставить этих почти заброшенных стариков в кооперации не могут. К сожалению, они уходят сами, гоняя баранов и копаясь в маленьких огородах до последнего.
Войти
Чем живут люди на селе
В своём блоге я часто поднимаю проблемы российских деревень и сёл.
Я снимал репортажи о сёлах в Курской области, в Тульской области, в Белгородской области и так далее. Везде есть свои проблемы. Особенно в зимнее время года.
Дела государственной важности занесли меня в Корочанский район Белгородской области. Но об этом мы поговорим чуть позже. А сегодня я предлагаю вам забыть о политике и проблемах, и посмотреть, как и чем люди живут в деревнях.
Я должен признать, что в Корочанском районе самые живописные места в нашей области. Леса, реки, озёра и чистый свежий воздух — красота!
Каждая деревня живёт по своему. Если там есть газ, то это одна жизнь. Не нужно заготавливать дрова на зиму. В деревнях есть свои проблемы. Там нельзя найти доктора в пяти минут от дома, а с больницами и вовсе бывают проблемы. Там нет современных школ, а есть школы, которые топят углём.
Сельский образ жизни — решение многих проблем современного общества. Например, на селе по-прежнему рождаемость значительно выше, чем в городах.
Но в деревенской жизни есть свои неоценимые преимущества. Я вам говорю об этом с уверенностью, так как сам вырос в селе.
После дел государственной важности, местные жители, позвали меня в гости на обед.
— Мужики, а поехали ко мне в гости. Сейчас супруга делает окрошку. Тяпнем по 100 грамм, — говорит местный житель.
И мы поехали к нему.
Пока его супруга готовила обед, я решил погулять и посмотреть, чем они тут занимаются.
Почти каждый житель этой деревни держит пасеку.
— Ухаживать за пчёлами очень просто, никакой сложности нет, — делится хозяин.
— Достаточно знать несколько правил. К примеру, надо, чтобы в ульях всегда был мёд. Неправильно забирать его полностью, а потом покупать сахар, разводить его с водой и всю зиму кормить этим пчёл. Я своим мёда оставляю достаточно, поэтому он всегда вкусный, ничего туда не добавляю. Не забываю обработать их осенью от клеща. И ещё одно правило – меньше летом заглядывать к ним, не беспокоить по пустякам, вовремя добавлять или убирать рамки, — продолжает он.
Потом хозяин стал нам показывать свою новую теплицу. Тут он выращивает огурцы.
Всё сделано по уму.
Длина теплицы почти 100 метров.
— У меня самый чистый продукт. Поливаю огурчики из собственного водоёма, никаких химикатов, — говорит хозяин подворья.
— Земля, это наше богатство, оно требует большой ответственности и не терпит спешки, — продолжает он.
Чем привлекает людей сельское хозяйство? Прежде всего, любовью к животным, к земле-матушке и, конечно, к деревне. Без этого нельзя жить и работать на селе.
Огурцы растут круглый год.
В этом году они решили посадить несколько кустов помидоров.
Никакой экономический кризис им не страшен.
Вот такие огурцы тут растут. Я не удержался и прямо там съел один.
А вот это я взял домой.
Ну как можно жить без коровки на селе? Никак.
А вот наш и обед подоспел.
Также они занимаются и птицеводством: куры, утки, гуси, индюки и так далее.
Поэтому мясо у них тоже своё. Себе на жизнь хватает с лихвой. Ещё излишки остаются.
Трактор — это обязательно, что должно быть! Без него в деревне сложно.
А, как вам? Красота ведь.
Как вы видите, тут простые и естественные ценности — свежий воздух, чистая питьевая вода, здоровая пища, живая природа вокруг, тишина и уверенность в завтрашнем дне. Этим жители деревень и дорожат.
На российское бездорожье – то есть места, куда в распутицу не проехать ни одним видом транспорта, приходится по меньшей мере 40% деревень и сел (по оценкам профессора НИУ ВШЭ Юрия Плюснина ). Корреспондент « КП » посетила семь таких селений в Костромской области и пришла к выводу: в отличие от других русских деревень эти вымирать не собираются, а живут в них не только одинокие старики, но и очень даже инициативные и предприимчивые люди.
Мое знакомство с жителями изолированных сел начинается в 400 км к северо-востоку от Костромы , в окрестностях города Кологрива .
Все те 40 км, что отделяют Черменино от райцентра, мы движемся по трассе почти в полном одиночестве. Редкие машины – исключительно груженые лесовозы и исключительно по встречной полосе – едут «оттуда».
«Туда» – только мы
«Это хорошо, что еще холодно», – утешительно комментирует мой проводник Олег. Как потеплеет, проехать сюда практически невозможно: дорогу то и дело размывает, а что не доделали дожди, довершают лесовозы – тяжелые, по 20 и более тонн тягачи проворачивают остатки ветхого покрытия до состояния фарша.
Внедорожник сворачивает на неприметный съезд с указателем – мы въезжаем в Черменино. Олег тормозит у вытянутого одноэтажного барака на две квартиры.
Откуда не сбежать
Плотник, столяр, мастер резьбы по дереву и знаток деревянного зодчества Александр Большаков родился в подмосковной Истре , большую часть жизни проработал в Москве , преподавал свое ремесло, держал мастерскую в самом центре – в двух минутах от метро «Кропоткинская».
Но в 2011-м решил перебраться обратно в деревню. «Так и осел в Черменине», – сквозь густющую седую бороду улыбается он. И о переезде не жалеет – возрождает народное творчество и промыслы. Ложки, обереги, посуду и иную домашнюю утварь, сделанную по раскопанным Большаковым старинным образцам, охотно берут в Москве и других городах. С доставкой проблем тоже нет, заказы покупателям мастер отправляет по почте – она в Черменине еще есть, работает раз в неделю.
Большаков своей жизнью в непролазной дыре на несколько десятков человек вполне доволен. Только при упоминании числа жителей деревни Александр Владимирович поправляет меня – не 85 человек, а только 20.
Остальные 65 – обитатели двухэтажного строения за сеткой. Три года назад сюда перевезли психоневрологическое отделение Кологривского дома престарелых и инвалидов.
– Почему именно сюда? Дык потому что, присмотрись, они без решеток там сидят даже, без охраны. Бежать отсюда некуда.
Не жить, а выжить
Бездорожье в удаленных районах Костромской области царило испокон веков, с небольшим просветом цивилизации, пришедшемся на советские поствоенные годы. Сегодня же истинным хозяином этих мест, как и тысячу лет назад, остается вовсе не человек, а непроходимый черный черемисский лес, протянувшийся на 1200 километров с севера на юг и на 600 – с востока на запад .
В райцентр нет железнодорожных путей, ближайшая станция к нему – Мантурово – в 60 км отсюда. Дороги областного значения, что соединяют местные села с Кологривом, бывают недоступны иной раз целыми неделями, особенно в весеннюю и осеннюю распутицы. До отдаленных селений зачастую не проехать и зимой, если не расчищена дорога.
Ни сам город, ни десятки сел и деревень вокруг него даже не газифицированы.
Поддержкой государства местные жители вообще едва ли могут похвастать, хотя две трети населения здесь – пенсионеры и бюджетники.
То же Черменино от появления дома престарелых должно было получить если не новую жизнь, то хотя бы второе дыхание. Так во всяком случае уверяло начальство.
На деле никакой поддержки: ни обещанных дополнительных фельдшеров и врачей, ни главного – машин, которые так нужны селу, где живет два десятка пожилых людей, почти отрезанных от цивилизации, – так и не появилось.
Но цивилизация идет: пенсионеров и льготников в районе поголовно переводят на банковские карточки, и им приходится добираться (если погода позволяет) в Кологрив до единственного на весь район банкомата. Хоть смейся, хоть плачь.
И если по теплу основная беда этих мест – как проехать, то в зимние полгода – чем топиться и на что. Тем не менее, пока одни жалуются на отсутствие газа и центрального отопления, другие видят в этом свои преимущества.
– За 7 – 10 тысяч можно приобрести лесовоз на 25 – 27 кубов колотых дров, которыми семья может топиться 10 – 12 месяцев. А если бы газ был, то на отопление ей за то же время уходило бы 30 – 40 тыс. руб, – говорит один из местных жителей.
Впрочем, мнения о том, выгодно ли топить дровами, или лучше, чтобы был газ, у жителей удаленных поселений разнятся.
– В последние пару лет с дровами совсем туго. Заготавливают ведь частники, а им то «Платон» ввели, то бензин повысили, то НДС . Вот и взлетели цены на треть, а в этом году нашим лесорубам аренду земли на 40% задрали, а значит, еще на них подорожает! – негодует один из жителей села Вохма , центра самого северо-восточного района области.
Мастер резьбы по дереву Александр Большаков когда-то имел небольшой бизнес в Москве, но уехал под Кострому, в городок Кологрив, возрождать народные промыслы – и ни о чем не жалеет. Фото: Мария ШЕР
Профессия – опекун
– Основная проблема у нас, кроме дорог и расстояний, – безработица, – со вздохом рассказывает Сергей Зайцев , глава Талицы , села на 300 человек в 53 км от Вохмы.
Работают здесь в основном на лесозаготовках, в социальной сфере или занимаются отходничеством – ездят на работу в райцентр или более крупное село.
Кто-то находит источник дохода в традиционных для этих мест промыслах – охоте, рыбалке, сборе чаги, ягод, грибов . Все держат личное подсобное хозяйство – огороды, реже – скот. Мужчины подрабатывают колкой дров, женщины шьют, ведут свадьбы.
Но встречаются и более оригинальные способы заработка.
Есть в Соловецком (в 20 км от центра Октябрьского района – села Боговарово ) две профессиональные приемные семьи для детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
– В одной четверо приемных, в другой пять, – поясняет глава Соловецкого Ирина Лысова . – Все дети из Костромской области. Кого-то из Мантурова берут, кого-то из Костромы. Еще в одной семье в этом селе живут сразу 8 приемных.
Помимо собственно денег на детей, эти родители получают зарплату за их содержание и воспитание.
В изолированных селах жить за счет опеки выгодно и жителям, и самим поселениям, ведь так сохраняются школы. Именно они, по словам местных, являются основным индикатором «живости» села. Так что обилие опекунских семей в целом характерно для этих краев. Точно так же выживает школа в кологривском Илишеве,14 из 18 ее учеников – из приемных семей.
– Когда закрывают больницу – это еще полбеды, – говорят местные.
Ждать по два часа «Скорую» в райцентр и столько же трястись в ней – к такому местные привыкли.
– Но вот когда закрывают школу – то все, считай, умерло село. Все мужики, кто с семьями, детьми, вынуждены уезжать, остаются только старики-пенсионеры, – объясняет тетя Шура.
Счастье в медвежьем углу
Но есть в этих забытых богом селениях и совершенно другой тип людей – тот, для кого неприемлемо кормиться ни с опекунского, ни с пенсионного, ни с какого другого государева рубля.
Подачки им не нужны. Они понимают лишь один тип денег – поднятых собственноручно, своим горбом и трудом, всему вопреки.
Такова и семья потомственных ювелиров, встреченная мною в Вохме.
Три поколения – изначально геологов, затем – мастеров ювелирного дела и художников по металлу, кожевенников и резчиков по дереву, они честно пытались играть по государственным правилам долгие годы. Но в итоге установили собственные.
– Было у нас и официальное юрлицо, организация. Вначале фирма, потом ИП. 17 человек персонала держали, сами искали их, учили, – рассказывает глава семьи, красивая статная блондинка лет сорока пяти по имени Марина.
Три года ушло только на набор и обучение трудового коллектива.
Но государство не оценило вклад переехавших с далекого Урала мастеров.
– Все налоговики, пенсионщики в райцентре смотрели на нас, как на чудаков: зачем, говорят, вы 100% зарплаты-то белой платите? Можно же меньше! – вспоминает Марина.
Теперь работников в мастерской больше не держат – пришлось сократить. Увольняли, впрочем, по всем правилам – не только с уплатой всех полагающихся взносов, но и выплатой золотых парашютов в размере трехмесячного дохода – щедрость немереная по меркам вохомских работодателей даже госсектора.
Нынче единственная ниточка, связывающая фирму с государством, – патент самозанятого. И лицензия на работу с драгметаллами, ее, конечно, никто не отменял.
– В кои-то веки по доходам никому не надо отчитываться, кто там и сколько мне перевел на карту, – объясняет Илья, зять Марины, тоже работающий в семейном деле.
В бытовом же смысле семейная артель и вовсе обособилась от государства, поддерживая жизнь трех своих поколений автономно. Свое жилье семья ювелиров обустроила по принципу классической работной избы: на втором этаже спят и живут, на первом держат станки и работают.
– И слава богу, что у нас здесь такой медвежий угол! Осталось только скважину свою прорубить да солнечные батареи поставить, чтобы вообще никак не зависеть от государства, – подытоживают ювелиры.
Не знаю, как насчет всех остальных, но виденные мною эти русские деревни точно не спешат умирать.
Да, не просто глухие, а непролазные и непроездные, да, стареющие и безработные – но они хотят жить.
Другое дело, что жизнь зиждется не на мнимых устроителях от государства, сидящих за сотни километров, а на плечах людей, здесь живущих, – изобретательных, неугомонных.
И пока они стоят – эти удивительные северные сильные люди, будут стоять и кологривские, октябрьские, вохомские села.
Сколько деревень было в России
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
«Хотите помочь? Отстаньте от людей! Они как-то выживают и без вас»
Своим мнением о том, должно ли государство помогать жителям изолированных сел и, если да, то как, по просьбе «КП» поделилась ведущий российский специалист по развитию регионов, профессор географического факультета МГУ Наталья ЗУБАРЕВИЧ:
– В России есть места, где люди совершенно не рвутся, чтобы у них были дороги. Потому что будут дороги – сюда придет государство. Придут надзорные органы, которые посмотрят, как они в путину рыбу ловят или делают какие-то левые поставки.
Изолированная Россия, живущая вне дорог, выживает чисто за счет теневой экономики. Безусловно, это извращенная система, но у людей нет никаких других ресурсов, кроме собирательства и теневой экономики. Дороги им не очень-то для этого нужны. Но дети там не остаются. Они все уезжают. Это парадокс: где-то без дорог людям лучше, потому что нет государства и соответственно нет угрозы для теневой экономики.
Построить и содержать инфраструктуру на территории всей страны – нереально. Россия – это 17 миллионов квадратных километров. Мы замаемся искать деньги, чтобы везде были хорошие дороги. Это наш крест. Россия – слишком большая страна. Конечно, надо думать, как помочь людям периферии. Как по мне, то главный принцип здесь – отстаньте от них, они как-то выживают и без вас.
Автор выражает благодарность Фонду поддержки социальных исследований "Хамовники" за помощь в подготовке материала